Мою беспокойную маму многажды перевозила в детстве по Городу моя еще более беспокойная бабушка. Страсть к перемене мест, видимо, у нас в крови. Меня пересаживали из лунки в лунку в детстве 5 раз, пока я не пустил корни в противоположном конце города в доме у синего леса. Но чувства родины у меня так и не появилось.
Я затеял безнадежное дело. Описать словами то, что человек чувствует, сталкиваясь наяву с картинками из множества снов.
До вчерашнего дня думал, что не помню почти ничего из своего раннего детства. Еще как помню. Несмотря на проросший сквозь мою реальность чужой мир, в виде нескольких башен, подмявших под себя пустырь со страшными по поздней осени черными метелками одинокого чернобыльника. Ничего не осталось от поляны с одуванчиками, такими высокими, что однажды мама меня потеряла и бегала час по району, пока я мирно спал в желтом море. И ясеней, разбрасывавших "вертолетики" над прудом, уцелело лишь несколько штук.
А вот лестница, по которой я карабкался на Ленинский, все такая же крутая и неудобная, стала лишь более щербатой, и добавился "модный" съезд для инвалидов-экстремалов (без перил и надежды остановиться хотя бы через 100 метров). И горка к дому , по которой кубарем летел мой папа, выпустивший ненароком жестяную педальную "Волгу" со своим трехлетним сыночком, оказалась и впрямь крута и страшна. Машина перевернулась где-то в самом конце спуска, и пришли мы домой такими, словно и впрямь побывали в серьезном ДТП.
А вот Черемушкинский рынок. Оказывается до него от дома рукой подать. Закрыт на ремонт, вокруг теснятся новенькие, в основном пустые, киоски. А моим любимым местом был навес точильщика, где носатый и горбатый дядька-волшебник прикладывал к крутящемуся звенящему кругу огромный нож и шлейф оранжевых искр ударялся об асфальт или улетал под черный потолок.
Мама тоже с удивлением оглядывалась вокруг. Дом наш она даже не признала сначала. Рядом с кирпичными гигантами странно слышать, что мы жили в "башне". Девять этажей, беленькая. Сейчас она обвешана лесами, по которым снуют веселые азиаты, обшивая стены утеплителем и плиткой. "Как удивительно. Когда ведешь за руку трехлетнего ребенка, расстояния кажутся такими же большими, как для него самого. Мы каждый день ходили на рынок и шли минут 15. А тут всего метров триста!" - задумчиво сказала она.
А я бродил в каком-то цветном тумане, смахивая назойливую зудящую радугу с ресниц. Теплый весенний ветер с Ленинских гор обещал множество чудесных прогулок втроем, вприпрыжку между двух самых дорогих мне людей. Прогулок, которым не суждено было состояться. Первый переезд был разъездом. И листки желтых "обменных бюллютеней" долго еще кочевали со мной из квартиры в квартиру. И только спустя 12 лет мои родители съехались снова. Но это уже история не из детства.