Как же я замерз глубоко! Вчера это понял. В трескучем тумане турецкой бани виднелись очертания фигур, без лиц и пола, голоса звучат глухо, смех - как выстрел через подушку. А мне казалось, будто это из моего рта идет пар. Так много пара, что он заволок все , пытаясь бороться с морозом вокруг. Я прижимаюсь к теплому мрамору. Мрамор на морозе - самая теплая вещь. Он живой и податливый под щекой. Он дышит горячо мне в ухо, и я шепчу: наконец я согреюсь, а потом и дорогу найду из тумана. Фигуры вокруг тоже дышат, и у них идет пар изо - рта. Много пара, все больше и больше. И вот уже потекла ледяная корка по плечам и спине, с грохотом упал сугроб с макушки, и , зашипев, растаял на каменном полу. Фигуры проплывают мимо, колышатся миражами. Сквозь них видно воду. Облизываю пересохшие губы. Это от холода - нельзя облизываться на морозе. И говорить лучше поменьше. Буль-буль-буль - это они так общаются. Ни фига не разберу. Мне нужно прибиться к своим. Это ясно. Только где же они? Я встаю с полки и бреду сковозь белизну туда, где должен быть выход. Долго бреду. Или брежу? Потому что комната ведь была совсем маленькая. Иду и представляю - какие они - свои. Свои - это те, кто тебя считает своим? Нет, своим меня считают многие, но они - чужие. Те, кого ты считаешь своими? А потом получаешь пинок под зад... Должен быть какой-то знак. Биение или щекотание. Может быть, эрекция? Дудки, почему не слюноотделение? Стена передо мной распахивается, и из проема дует холодом. Свои - это когда тепло. Вот, точно, когда можно оттаять так глубоко, что не страшно быть мягким и податливым. Стена за мной закрылась, и за спиной теперь стоит только один человек. Я оборачиваюь и киваю ему в зеркальную черноту. Ну что, пойдем? И он кивает в ответ.